Форум » История » ДОРОГА НА КУБАНЬ (Суворов) источник www.nw-kuban.narod.ru » Ответить

ДОРОГА НА КУБАНЬ (Суворов) источник www.nw-kuban.narod.ru

kendimen: ДОРОГА НА КУБАНЬ Вскоре после окончания Великой Отечественной войны командование направило меня, юного лейтенанта артиллерии, на разминирование «Голубой линии», последнего оборонительного рубежа немецко-фашистских захватчиков па Кубани. В то лето нужно было очистить поля и луга Кубани от притаившейся смерти и возвратить их к жизни. В ходе работ пришлось несколько раз столкнуться у правого берега Кубани со старинными фортификационными сооружениями, которые на моей карте значились как «стар, укр.» — старинное укрепление. Меня тогда особенно не интересовало их название, ни кто и когда их строил. Местные жители, возвратившиеся на свои пепелища, рассказывали, что это турецкие батарейки, но однажды в Темрюке одни старичок сказал, что это суворовские укрепления. Это заинтересовало меня. Но прошло много лет, когда появилась возможность вплотную заняться исследованием этой темы. Вскоре оказалось, что это весьма сложная задача. Редко кому так «везло» с документальным наследием, как А. В. Суворову. Войны, стихия и невежды дружными усилиями уничтожили тысячи документов, отражающих военно-административную деятельность полководца. Так, в 1784 году в городе Глухове сгорел архив военно-походной канцелярии П. А. Румянцева-Задунайского, а чуть позже погиб в пламени и архив крепости Дмитрия Ростовского (г. Ростов-на-Дону). В 1897 году начальник штаба Киевского военного округа полковник Ковзан продал кондитерам на обертки для пирожков архив Г. А. Потемкина-Таврического, такая же участь постигла и архив в Херсоне. В 1881 году комиссия «историков», делая ревизию архива главного штаба, уничтожила массу документов. Историк-современник с горечью писал, что ценнейшие документы «истребились от невежества сберегателей». В годы разгула контрреволюции на Кубани погибло более половины архива кавказского наместника. Пришлось собирать материал, как говорится, с нуля, по крохам. К тому же вскоре стало ясно, что надо изучать не только документы, но и историческую географию. Потребовались годы, чтобы собрать необходимый материал и приоткрыть тайну пребывания Суворова на Кубани, тайну, сложенную еще при жизни великого полководца различного рода недоброжелателями, которых у него было предостаточно. На него клеветали воры-полковники, интенданты, крымский хан, клеветала «стоглавая гидра» — царский двор. Не зря, видимо, на визитной карточке Суворова изображен вепрь, терзаемый волками... Завистники полководца выбрали верный способ очернить его — опорочили военно-административную деятельность А. В. Суворова на Кубани. ...«Кубанский период» в жизни Суворова начался в один из последних дней ноября 1777 года. Со стороны Белевской крепости через южную заставу в Полтаву в этот день въехала залепленная снегом курьерская кибитка. Вскоре усталая тройка остановилась у одноэтажного домика, где жил генерал-поручик (генерал-поручик — второй генеральский чин) Александр Васильевич Суворов. Молодой вахмистр рейтарской Киевской команды Кудрявцев вручил хозяину, вышедшему в переднюю комнату, обильно засургученный пакет. Нетерпеливо сломав ярко-красную печать, Суворов прочел: «Ваше превосходительство, имеете с получением сего ехать для принятия команды над корпусом на Кубани и по данным от меня господину генерал-майору Бринку, относительно дел татарских и взаимного сношения, поступать, и как о получении сего, так и отъезде, прибытии и принятии команды меня рапортовать». Под текстом стояла размашистая подпись малороссийского и слободского генерал-губернатора и командующего войсками Юга России генерал-фельдмаршала Румянцева-Задунайского. Если бы не болезненное состояние, Суворов, привыкший все делать быстро, тут же приказал бы закладывать сани на далекую и таинственную Тамань. Однако на этот раз все было готово к отъезду только через месяц. Бушевавшая все эти дни метель утихла. Придавил мороз. Суворов попрощался с молодой женой Варварой Александровной, перекрестил спящую двухлетнюю дочь Наташу, набросил на плечи бараний тулуп и сел в кибитку. Ямщик дернул вожжи, лошадки дружно натянули постромки, полозья взвизгнули и заскользили мимо заставы к лежащей под снегом Ворскле и далее на юг, в степь, к старой Днепровской кордонной линии, построенной еще в 1737 году. У Федоровской крепости, которая стояла у речки Орель, Суворов повернул на восток и направился вдоль высокого правобережья к Козловской крепости, где была переправа. Дорога, которая ранее была кордонной, все время шла вдоль Змиевых валов, протянувшихся от Переволочной крепости на Днепре до развалин Донца, древнего городка, много лет назад стоявшего на высоком правобережье Северского Донца. В этот городок заезжал князь Игорь, когда бежал из половецкого плена после трагического похода русичей летом 1185 года в донецкие степи. Славяне, в незапамятные времена вырыв глубокие рвы и насыпав высокие валы, отгородились от половецкого поля, пытаясь преградить путь на Русь многочисленным ордам кочевников. И так велики были труды наших пращуров, насыпавших эти, еще и сейчас величественные валы, что на Руси родилась легенда про отрока Никиту Кожемяку, который запряг в плуг самого Змея Горыныча и пропахал на нем ров от Северского Донца до Днепра. Валы эти и стали называться Змиевыми. А речка, вдоль которой были насыпаны валы, получила название Орель, то есть орало, плуг. Здесь стояли передовые заставы русичей и зорко смотрели в сторону половецкого поля, откуда всегда приходила на Русь грозная опасность. Донец первым из русских городов принял на себя удар полчищ Батыя... Ранее историки не изучали путь, которым Суворов ехал на Кубань. Сейчас это можно сделать, так как мной найдены два документа: «Почтовая карта Азовской губернии» и «Генеральная карта Новороссийской и Азовской губерний». Последняя была снята как раз в год отъезда Суворова на Кубань. На картах показан единственный почтовый тракт, идущий от Полтавы к крепости Дмитрия Ростовского, на котором было двадцать две станции. В степях дули пронзительные восточные ветры, гоня поземку. Привычные к любым капризам непогоды почтовые лошадки спокойно трусили по заснеженной дороге. В памяти Суворова всплывали эпизоды Семилетней войны, служба в офицерских чинах... Вспоминался и Суздальский пехотный полк, долгие зимние вечера, когда он писал свое знаменитое «Полковое учреждение». Затем стычки с польскими конфедератами. Стремительные переходы, внезапные, с расчетом на неожиданность нападения, с меньшими, чем у противника, силами. Вот он уже и бригадир, а затем и генерал-майор. Всех удивлял стремительный взлет полководческого таланта Суворова. Поход за походом — и ни одного поражения. И вот смелый по дерзости поиск через Дунай в прошедшую войну с Турцией, бои у Туртукая, у Козлуджи, после чего он стал генерал-поручиком. И снова память перенесла его в Крым, снова увидел блестевшие под солнцем солончаковые степи у Перекопа и Крымские горы в дрожащем мареве, куда он повел корпус Прозоровского. Годы, годы, годы... Как будто недавно пришел в армию молоденьким капралом, а сейчас он, сорокасемилетний генерал-поручик российской армии, едет принимать под свое командование Кубанский корпус. ...Почтовый шлях все шел и шел на юго-восток Уже позади была крепость Тор (т. Славянск), Бахмут (г. Артемовск) с соляными варницами, последние селения Азовской губернии. У слободы Луганской, в верховье реки Лугань, Суворов увидел земли войска Донского. Здесь начиналось Дикое поле, родина донского казачества, многострадального защитника южных рубежей России. Чем дальше продвигался Суворов на восток, тем реже встречались в здешних степях хутора и селения: с великим опасением селились русские люди на этих беспокойных землях. Побывавший в этих местах путешественник писал: «Нельзя вообразить ничего унылее сего путешествия. Везде голые необозримые пустыни; одни дикие звери, козы, лоси, медведи, выдры, бобры смотрят на странников, как на редкое явление в сей стране; лебеди, орлы, гуси, журавли неустанно парили над нами». Сменив лошадей на последней почтовой станции, Суворов направился к сильнейшей на юге России крепости Святого Дмитрия Ростовского, где вот уже несколько лет подряд размещался штаб Кубанского корпуса. В конце короткого сумрачного дня тройка поднялась по косогору одного из бесчисленных оврагов на высокое правобережье Дона. Впереди за довольно широкой балкой, которая спускалась на юг, к Темерничке, небольшому притоку Дона, виднелись домишки солдатской слободки. А правее, далеко внизу, где кончались обрывы правобережья, под толстым панцирем льда, покрытого снежной пеленой, нес к Азову свои светлые воды могучий Дон. Тихий Дон, Дон Иванович, как его любовно называли казаки. Сопровождаемая любопытными взорами солдаток и яростным лаем многочисленных собак, тройка проехала слободку и остановилась у крепостных ворот, перекрытых полосатым шлагбаумом. Первый этап далекого пути был окончен, и произошло это в канун наступающего 1778 года. Обер-комендант крепости генерал-майор Семен Григорьевич Гурьев после взаимного представления обошел с Суворовым крепость, показывая казармы, арсенал, лазарет и вооружение, стоящее по веркам валов. Эта крепость была построена под руководством инженер-капитана Александра Ригельмана в 1761 году вместо разоруженной крепости Святой Анны, что была в семи верстах на северо-запад от столицы войска Донского — Черкасского городка (станица Старочеркасская). ...До последнего времени не было известно, когда же приехал Суворов в крепость Дмитрия Ростовского и когда он из нее выехал. О том, что Суворов приехал в Ростовскую крепость под Новый год, мы можем судить по рапорту генерала Бринка из Копыла от 4 января 1778 года на имя генерала Прозоровского. Донося о положении на Кубани, Бринк в конце рапорта сообщил: «...наконец осталось вашему сиятельству донести, что господин генерал-поручик и кавалер Суворов прибыл в крепость Святого Дмитрия, насланным ордером прописывая его сиятельства господина генерал-фельдмаршала разных орденов кавалера графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского повеление, что велено ему следовать к корпусу, на Кубани находящемуся, и принять оный от меня в точное командование, повелевает к своему прибытию изготовить все касательные дела». А далее Бринк просит: «...а я по слабости моего здоровья вашего сиятельства прошу изволить мне на время отъехать в Ростовскую крепость». Судя по карте того времени и приложению к ней, расстояние от крепости Дмитрия Ростовского до Копыла равнялось 324 верстам. Если учесть, что курьеры по хорошей дороге проезжали до 100 верст в сутки, а по зимней, накатанной, и до 200 верст, и предположить, что Бринк ордер Суворова получил 3 января, то можно сделать вывод, что ордер был послан из Ростовской крепости под Новый год или, в крайнем случае, 1 января 1778 года. Встретив новогодний праздник в кругу семьи генерала Гурьева, Суворов затем выехал на Кубань. Генерал Бринк имел от роду всего сорок три года, и его ссылка на плохое здоровье была только поводом покинуть Кубань. Дело в том, что Суворову он должен был передать только командование корпусом, а сам оставаться при штабе корпуса в роли помощника Суворова по ведению политических дел с ногайцами и татарами. Бринк посчитал себя обиженным. Направляясь в крепость Дмитрия Ростовского, он, видимо, рассчитывал добиться для себя нового назначения. Из крепости Суворов выехал в Азов, который к тому времени стал центром новой, Азовской губернии. На этот раз дорога пошла вниз по течению Дона, через Темерник к Донецкой крепости, где была переправа через Мертвый Донец. Переехав по льду Донец, Суворов по болотистой пойме Дона направился на юго-восток, к главному руслу, где у развалин турецких замков-каланчей была переправа на Кубанскую сторону, как в те годы называли Задонье. Почтовая дорога долго кружила вдоль Дона и довольно сильно вымотала лошадей. К Азову добрались только в конце короткого зимнего дня. Подъехали к Алексеевским воротам, уцелевшим от старого турецкого Азова. Пока начальник караула младший сержант читал подорожную, Суворов, не выходя из возка, осмотрел идущий от ворот влево вал Гордона, названный в память сподвижника Петра I, участника Азовских походов. Возвратив подорожную, начальник караула приказал поднять шлагбаум. Возок медленно въехал под своды кирпичных ворот, где копыта лошадей как-то особенно звонко застучали по каменным плитам. Через минуту лошадки скатили возок вниз, на склон косогора, по которому и раскинулся сам городок. От ворот были видны узкие улицы, приземистые, занесенные снегом домишки, крытые камышом, в подслеповатых окнах кое-где мерцали робкие огоньки. Улица была пустынной. Изредка пробегали согнувшиеся фигурки обывателей и гарнизонных солдат, да от порохового погреба скорым шагом прошло капральство мушкетеров со вскинутыми на плечи ружьями. Суворов не мог проехать мимо Азова, не встретившись с азовским военным губернатором генерал-поручиком В. А. Чертковым, который, зная о приезде нового командира Кубанского корпуса, приказал приготовить ему квартиру в своем доме, стоящем слева от Троицких ворот. Эти ворота считались главными в городе, от них начинался старинный шлях, ведущий в турецкие владения, за Кубань, откуда всегда ожидали нападения. До поздней ночи в доме губернатора, который сохранился до наших дней, светились окна. После ужина хозяин дома по просьбе Суворова рассказал о ногайцах, живущих как на территории губернии, так и за ее пределами. Суворов узнал, что еще в XIII веке, после набега Золотой Орды на Русь, на правобережье Кубани и в Приазовье кочевали орды Наврузская, Бестинеевская и Кайсайская... После второй русско-турецкой войны ногайцы, кочевавшие в Северном Причерноморье, переселились на Кубань. Летом 1770 года в Приазовье и на правобережье Кубани перекочевали орды Едисанская, Едичкульская, Джамбулуцкая и Буджакская, которые, опасаясь быть вовлеченными в войну, попросили покровительства у России. Однако и здесь они не нашли мира, ибо протурецки настроенные орды бывшего Малого Ногая, которые кочевали на Кубани уже несколько веков, враждебно встретили пришельцев, да и закубанские абреки сразу же начали совершать на них грабительские набеги. В конце беседы губернатор рассказал об организации военных сил ногайцев, о тактике боя, о вооружении воинов и о способе заготовки провианта.

Ответов - 2

kendimen: КОПЫЛЬСКИИ ШЛЯХ Суворов, одетый по-дорожному, простился у крыльца дома с губернатором и обер-комендантом крепости генерал-майором Ливеном, сел в кибитку и через Троицкие ворота выехал на Копыльский шлях. До полудня мчали довольно быстро, но затем ветер усилился, снег стал сечь сильнее, забивая конские гривы. Лошадки захрапели, завертели головами. Привычный к частым переездам, Суворов спокойно дремал, вспоминая беседу с хозяином дома, личностью по тем временам довольно интересной. Генерал-поручик Василий Алексеевич Чертков ранее командовал Днепровской кордонной линией. Как многие военные той поры, он любил литературу, сам занимался ею, писал пьесы. Одна из них, под заглавием «Кофейный дом», напечатана в Санкт-Петербурге в 1770 году. Но правительство не любило военных, увлекающихся литературой, и отсылало их подальше... На землю Приазовья опустилась ночь, когда впереди показались заснеженные оборонительные валы Ейского городка, за которым едва угадывался лежащий подо льдом залив. Еще в Азове Суворов узнал от губернатора, что на правом берегу реки Еи расположен Ейский городок, построенный здесь в 1775 году, после заключения Кючук-Кайнарджийского мира, как форпост российской границы. Граница в этом районе была намечена ранее, в 1704 году. В конвенции говорилось: «Азовскому городу... дается от Кубанской стороны уезд, считая его от Азова и Кубани даже до окончании десяти часов езды конною». Неопределенность эта вызывала споры: русские конники проехали за десять часов и реку Ею, и еще 5530 саженей. А турки за это время не доехали даже до реки 1350 саженей. После споров решили установить границу в 1660 саженях южнее Ей, где была цепь древних курганов. Суворов решил заночевать в Ейском городке, чтобы утром пораньше осмотреть укрепление и его гарнизон. У Азовских ворот Суворова встретил комендант подполковник Лешкевич и провел к приморской куртине (участок вала между двумя бастионами) в бывший дворец калги Крымского ханства Шагин-Гирея. Кубанские историки почему-то считали, что дворец этот каменный. Мне удалось найти документ 1793 года, в котором сказано, что дворец был срублен из дерева, размером 12,5X6 саженей. Все шестнадцать покоев обшиты досками. Крыша тоже покрыта досками. Пока Суворов приводил себя в порядок после дороги, сопровождавший его слуга затащил в комнату две охапки сена и, к удивлению Лешкевича, сложил его на полу. Поверх расстелил две простыни и положил плащ-епанчу, а в изголовье пуховую подушку — слабость Суворова. Слуга зажег огарок восковой свечи, поставленный в походный подсвечник, затем открыл дорожный сундучок, достал две книги в кожаных переплетах, постоянные спутницы хозяина: «Дорожный месяцеслов на 1777 год с описанием почтовых станов в Российской империи» и «Письма Марка Туллия Цицерона», изданные в 1772 году в Лейпциге на немецком языке. Суворов имел привычку перед сном прочитывать из этих книг несколько страниц. Еще по дороге Суворов узнал, что подполковник Молдавского гусарского полка Иван Федорович Лешкевич — его ровесник, с 1774 года состоял в должности пристава при ногайских ордах Приазовья, знал их язык и, будучи пограничным комиссионером, ведал таможенными вопросами и торговлей с кубанскими народами. Как само укрепление, Ейский городок, так и все сооружения в нем построены тоже под его руководством. Азовский губернатор рекомендовал его как честного, исполнительного и работоспособного офицера, правда немного хвастливого и способного, мол, несколько сгущать краски о положении в ногайских ордах. Подполковник Лешкевич доложил Суворову, что в городке и на Шагин-Гирейском базаре расположились четыре роты Белозерского пехотного полка с двумя пушками и единорогом. Кроме пехоты, здесь стоит еще казачий полк Василия Яновского. Затем Лешкевич кратко рассказал о ногайских ордах, проживающих на Кубани, о том, где они кочуют, в какой орде сколько казанов (котел, семья), что из себя представляют султаны, мурзы и другие вельможи. В ту ночь над Ейским городком, как и над всем Приазовьем, ревел свирепый ветер. Вырвавшись из глубин калмыцких степей, он с разбегу налетал на деревянные постройки, драгунским трубачом лихо играл в печных трубах, заворачивал соломенные кровли и, вырвавшись из теснины оборонительных валов, стекал вниз, на лед Ейского лимана. Суворов проснулся, когда на Шагин-Гирейском базаре уже кричали третьи петухи. В соседней комнате солдат-инвалид, сидя у горящей печи, пел слабым, дребезжащим голосом: Пора вам, снежочки, с горы-горушки бежать. Полно вам, ребятушки, горе горевать. Оставим печаль-тоску во турецких во лесах, Во темных лесах, во кубанских полях. Забывай, солдатушки, отца, матушку, жену, Вспоминай, ребятушки, тесак, ружье да суму. Плащ, кафтан с камзолом нам не скидывать, Стоя в карауле, да не надо нам дремать. С девками, молодками уж нам боле не гулять, Перинки-подушечки нам уж забывать. Житие солдатское получше всего, Кто не хвалит его, черт возьмет того. Песню эту, сложенную неведомыми авторами во время недавних походов на Кубань и в Закубанье, Суворову придется услышать в полках Кубанского корпуса еще не раз. С рассветом, после легкого завтрака, Суворов в сопровождении коменданта начал осмотр укреплений. Ейский городок представлял из себя правильный редут (полевое укрепление, обыкновенно четырехугольное, обнесенное земляным валом) размером 40 X 40 саженей, с двумя бастионами на противоположных углах. Ворот в городке было двое: на север — к Азову и на юг — к Копылу. В сотне саженей от городка на юг, у самого обрыва к пойме реки Ей, возвышались валы Шагин-Гирейского базара, куда Суворов тут же и отправился. Слева от дороги саженях в ста виднелись камышовые конюшни и землянки казачьего полка, а далее в степи юрты небольшого калмыцкого аула. Пройдя мимо высокого кургана с торчащими каменными надгробиями кладбища, Суворов вышел к Чубур-ским воротам базара, за которыми сразу же начинались ряды лавок купцов, землянки, шалаши и конюшни. ...Кем было построено это укрепление, точно установить не удалось, хотя и сохранился план его, где сказано, что построено оно было Шагин-Гиреем. Однако, думается, что это не совсем так. Уж очень оно похоже на полевые турецкие паланки; к тому же его единственный бастион направлен на северо-восток — для прикрытия подступов со стороны Азова. Оно было построено турками сразу же после последнего похода русских, когда туркам пришлось срочно прикрывать свои северные границы. На единственном плане, который был снят адъютантом командира Кубанского корпуса инженер-поручиком Антоном Лебедевым и сохранился до наших дней, видно, что Шагин-Гирейский базар был большим ретраншементом (укрепленный лагерь), размером 130X110 саженей, с тремя воротами — Чубурскими, Азовскими и Ейскими, откуда начиналась дорога, ведущая к Копылу. На территории базара стояли лавки купцов и маркитантов. В северовосточном углу базара насыпан странный бастион трехугольной формы, где стояли две турецкие трофейные пушки большого калибра, отлитые из чугуна. Вообще-то и сам вид базара был странным: стороны его неодинаковые, начертание их кривое, исходящие углы неровные. Сразу видно, что строился он без инженерного расчета, на глазок. Прибыв в 1775 году на Кубань, Шагин-Гирей обнаружил на границе Российской империи, у устья Ей, заброшенное укрепление, оно и стало базой для формирования войска из местных ногайцев, с помощью которого он планировал подчинить себе правобережье Кубани. После занятия ханского престола Шагин-Гиреем городок опустел, остался только базар, куда приезжали купцы не только соседних губерний, но и с левого берега Кубани, и с Тамани. И уже в старое время Ейский городок стали путать с Шагин-Гирейским городком, Шагин-Гирейский базар с Ханским городком и т. д. В ЦГВИА удалось найти ранее неизвестный документ, заглавие которого и проливает свет на эту многолетнюю путаницу: «План построенному его светлости калги-султана именуемому Шагин-Гирейскому городку и возле оного ж особливо сделанному тож города господином подполковником Лешкевичем и построенным покоям и жития его светлости, которые состоят по мирному трактату в Российских границах в устье Ей, впадающей в Ейский лиман или Азовское море, которые сняты настоящего 1776 года марта 30 числа». Суворов быстро обошел базар и все заметил какие товары в лавках, кованы ли солдатские лошади, стоящие у коновязей, какой внешний вид солдат и офицеров И он тут же делал для себя необходимые выводы Единого укрепления не было, а было что-то вроде укрепленного лагеря, гарнизон которого разделен на две части. Оба укрепления стояли у высоких обрывов. Поблагодарив Лешкевича за прием, Суворов в наброшенном на плечи донском тулупе сел в возок. Косматые степняки — лошадки на вид невзрачные, низкорослые и коренастые, но весьма неутомимые на рыси и выносливые в зимних степях, где не было никаких укрытий от пронизывающих ветров и где корм зачастую приходилось им добывать самим из-под снега,— дружно взяли с места. Из Шагин-Гирейского базара Суворов выехал через Ейские ворота, направляясь по ухабистой дороге к Черному броду. Через семь верст подкатили к десятисаженному деревянному мосту, за которым возвышалось пустынное левобережье лежащей подо льдом Ей Справа, на овальном мысу, темнели валы небольшого двухбасти-онного редута, построенного ногайцами по велению Шагин-Гирея для прикрытия Черного брода. После того как Шагин-Гирей покинул Кубань, в редуте был размещен карантин для приезжающих на базар, поэтому он и стал называться Карантинный редут В 1793 году черноморские казаки основали здесь Щербиновский курень (ныне станица Старощербиновская). Старожилы показывали мне урочище Крепость, где когда-то был редут. Далее на запад верстах в тридцати было урочище Чебаклея, где строилось огромное земляное укрепление, которое вошло в историю под названием Ханский городок Многие путали и сейчас путают его с Ейским городком и Шагин-Гирейским городком (базаром) Ханский городок был заложен в конце 1777 года, когда в Крыму начались волнения против Шагин-Гирея Опасаясь, что ему не удастся удержаться в Бахчисарае, хан обратился за помощью к русским Румянцев при-казал Бринку построить на Кубани городок-крепость, который мог бы стать столицей автономного княжеетва во главе с Шагин-Гиреем. Бринк, хорошо зная местность, заложил город в урочище Чебаклее, где под руководством военного инженера ногайцы оседлого поколения Едичкульской орды начали земляные работы, которые были закончены только спустя два года бастионы города были вооружены трофейными пушками из Азова. Тогда же дворец Шагин-Гирея был разобран и перевезен в Ханский городок, где он и простоял до переселения на Кубань черноморских казаков. Осенью 1792 года конные полки и обоз Верного Черноморского казачьего войска во главе с войсковым атаманом 3. Чепегой остановились в городке зимовать. Весной следующего года казаки, занимая границу по Кубани, увезли с собой и пушки, стоявшие без дела. А вскоре разобрали и ханский дворец, который во время зимовки использовали как молитвенный дом, и в селении Щербиновском построили из него церковь. Место под городок выбрали удачно В 1848 году здесь был основан первый портовый город Кубани — Ейск. После длительных поисков вначале в архиве кавказского наместника, а затем в Москве, где ныне собраны все документы, касающиеся военного ведомства, мне удалось найти единственный сохранившийся план Ханского городка с пространным и интересным заглавием, раскрывающим тайну его постройки. Он имел вид правильного многоугольника размером 750 X 850 саженей, с пятью бастионами в сторону степи и располагался у основания Ейской косы (ныне центр г. Ейска). Старожилы рассказывали мне, что валы городка стояли в приморской части города еще в начале века, а потом их срыли. Суворов от Черного брода поехал по дороге к Копылу. Миновав версты полторы, он увидел цепь курганов, где еще год назад стояли пограничные знаки согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному договору. Дорога шла почти строго на юг. Суворов по пути заезжал на короткое время в кочевья ногайцев, где правителями были Джан-Мамбет, Кадирша, Джум-Гаджи и другие мурзы и султаны. Лешкевич рекомендовал их как сторонников сближения с Россией. Переехав по мосту через реку Ясени, вдоль которой стояли ногайские кочевья, Суворов направился к цепи лиманов, протянувшихся с востока на запад. За спиной было уже около шестидесяти верст, когда дорога миновала дефиле (теснина, узкая, проходимая полоса на местности, препятствующая развертыванию войск) между Ханским лиманом и лиманом, который позже будет назван Кущевским. Отсюда дорога повернула на юго-восток и верст через двадцать вышла к устью реки Бейсуг. За рекой на высоком обрывистом берегу виднелись валы первого коммуникационного редута — Бейсугского. Левее редута виднелись скирды сена, камышовые конюшни, землянки и турлучные домики. Вправо длинной желтой лентой протянулся высокий и обрывистый берег Бейсугского лимана. Суворов осмотрел и само укрепление, и гарнизон, который прикрывал обоз Смоленского драгунского полка. В ГАКК сохранились документы, раскрывающие дальнейшую историю этого места. Исполняющий обязанности наказного атамана Черномории генерал Г. М. Кухаренко доложил в рапорте командующему войсками на Кавказской линии и в Черноморье, что в устье реки Бейсуг есть «урочище Бринков, производящее свое название от имени умершего там... генерал-майора Бринкова». В 1815 году у редута возник поселок, который в 1853 году наместником Кавказа был переименован «в новую станицу Бринковскую». Из Бейсугского редута Суворов выехал к Кирпильскому лиману, а затем вдоль его берега достиг устья реки Кирпили, что означает с тюркского мощеная (от Керпули). Здесь у правого берега стоял второй коммуникационный редут — Кирпильский, который прикрывал здешнюю переправу. Черноморские казаки оценили это место и основали у редута за рекой селение Роговское. Осмотрев редут и гарнизон, состоящий из роты Смоленского полка с пушкой и полусотней казаков, Суворов, не задерживаясь, отправился дальше. От переправы дорога свернула на юго-запад и пошла, повиливая, вдоль склонов степных лощин, пересекая пересыхающие речки, мимо многочисленных курганов и развалин древних городищ. Верст через сорок она вышла к кубанскому ерику, который назывался тогда «река Кара-Кугон». Здесь у переправы возвышались валы двухбастионного редута, где стоял пост Кубанского корпуса в составе двух рот пехоты с двумя пушками и двух эскадронов Славянского и Иллического гусарских полков. Ниже по ерику вдоль правого берега протянулся аул — резиденция сераскира (татарский главнокомандующий) Арслан-Гирея, который ранее «сидел» в Копыле. После строительства у города русского поста, взявшего своими пушками его «в почтение», сераскир покинул Копыл и переехал в свой аул, стоящий в восьми верстах от Старого Копыла. Бринк приказал рядом построить редут для охраны аула от абреков. В 1794 году черноморские казаки поселили у редута Полтавский курень (ныне станица Красноармейская) . Вначале Суворов осмотрел пост и его укрепления. Затем в сопровождении начальника поста секунд-майора Фрезе и командира эскадрона капитана Василия Бердяева направился в аул. Согласно формулярному списку Славянского полка, который был «учинен на Кубани при крепости Благовещенской», Бердяеву в тот год было двадцать восемь лет. На Кубань он попал в 1776 году и участвовал во всех походах корпуса. Беседа с сераскиром состоялась у очага в юрте и была довольно долгой. Суворов старался произвести благоприятное впечатление на недоверчивого хозяина и заручиться его обещанием сохранять верность союзным обязательствам. Попрощавшись с офицерами и сераскиром, Суворов сменил конвой, сел в кибитку, переехал Кара-Кугон по довольно длинному деревянному мосту и направился уже непосредственно в Копыл — главный пост Кубанского корпуса. К середине XVIII века русские военные топографы конечно, знали, что Кубань в урочище Раздеры (ныне хутор Тиховский Красноармейского района) разделяется на два рукава. Однако левый рукав довольно часто на карты не наносился, а если и наносился, то под разными названиями: Кубань, Кара-Кубань, Пщегис и т. д. Правый рукав назывался Кумли-Кубань, что означало в переводе Песчаная Кубань. На карте, снятой в 1772 году адъютантом командира Кубанского корпуса Василием Слудиным, видно, что Кумли-Кубань через восемь верст от истока, дойдя до города Ени-Копыла, разделялась на три рукава. Это подтверждает и карта, снятая в 1774 году по приказу Бринка. Влево, на запад, отходил узкий, шириной саженей двадцать пять — тридцать, рукав, который, пропетляв по острову Мунтан верст сорок пять, вливался в основное русло Кубани, образуя низменный Кара-Кубанский остров. Далее объединенное русло шло на запад, не доходя с версту до Темрюкского лимана, резко сворачивало на юг и впадало несколькими рукавами в Кубанский лиман. Этот рукав на картах, которыми пользовался и Суворов, назывался Пшегис или Кубань, несколько позже, сначала XIX века, стал называться Старой Кубанью. Средний рукав, самый многоводный, тек на север и впадал в Азовское море, где невдалеке от устья, на острове, образованном ериками, стоял город Ачуев. Ногайцы называли этот рукав — Кумузюн, а татары — Кара-Кубань, то есть Черная Кубань. На русских картах рукав иногда обозначался и как Черная Протока, а с начала XIX века просто Протока. Третий рукав, восточный, вытекал в полуверсте выше истока Кумузюна. Ногайцы называли его Жиг-ран, а на русских картах сначала Кубань, затем Кара-Кубань, а позднее Черный или Казачий ерик. Видимо, последнее название появилось из-за того, что на этом рукаве у столичного города Эски-Копыла, где сидел сераскир, поселились бежавшие в 1708 году с Дона участники Булавинского восстания, некрасовцы, которых стали так называть по имени их предводителя Игната Некраса или Некрасова. Первый историк донского казачества инженер-полковник Александр Ригельман, который в чине капитана участвовал в строительстве крепости Дмитрия Ростовского, в 1778 году написал «Историю, или Повествование о донских казаках». Описывая поражение Булавина, он сообщает, что некрасовцы поселились на Кубани и назвали свои селения Блудиловское, Голубинское и Чирянское — по названиям речек, притоков Дона, где ранее стояли их городки. Тут они прожили до 1711 года. Тогда при набеге русского отряда под командованием Апраксина селения были сожжены, а жители разогнаны. Некрасовцы бежали на запад, за «багны», то есть болота, где на развалинах античных городищ построили новые селения... Нужно отметить, что эти три рукава так назывались только на военных картах XVIII века, которые были очень разноречивы, содержали много путаницы, поэтому в обиходе все рукава объединялись одним словом — Кубань. И Суворов в своих рапортах, не вдаваясь в подробности, эти рукава будет называть только Кубанью. ...Через три версты среди сплошных камышей вдоль правого ответвления Казачьего ерика Суворов выехал к его главному руслу шириной до тридцати саженей, за которым вдали виднелась полоса приречного леса Черной Протоки, Отсюда дорога пошла вверх по ерику и версты через две вывела к излучине, где возвышались валы большого ретраншемента. Короткий день кончился. Тяжелая дорога измотала и людей, и лошадок. Ямщик сообщил, что Копыл уже виден. Суворов, привстав, с трудом разглядел за метелками камыша серую полоску вала и несколько робко мигающих огоньков. Ерик, к которому он выехал, был рубежом, за которым ожидала его новая жизнь, беспокойная и ответственная, как у всех честных людей, которые посвятили ее служению военному ремеслу. Вскоре прибыли к копыльской переправе. Торопясь, спускался ранний зимний вечер. Мороз слабел. Снег падал нечастый, но крупный и пушистый. Сквозь снежную сетку на фоне темного неба виднелись неровные валы ретраншемента с тусклыми огнями землянок, а справа, за ериком, темнел небольшой редут, где, по словам ямщика, и располагался штаб Кубанского корпуса. Ныне здесь установлен топографический знак в саду колхоза имени Мичурина Красноармейского района. Проезжая по мосту, Суворов мгновенно цепким взглядом окинул и окрестности, и расположение лагеря, и как одеты солдаты. Лошадки в ожидании скорого отдыха и корма прямо с моста дружно вынесли возок на левый берег ерика к ворогам редута, где залепленный снегом караульный у шлагбаума сорвал с плеча ружье и, вскинув его на руку, закричал простуженным баском: — Стой! Кто едет? Возок остановился, и не успел ямщик ответить, как в кардергардии, турлучном домике, стоявшем у вала, скрипнула дверь, и на снег выскочил с ружьем в руках молодцеватый младший сержант, начальник караула, и, подбежав к возку, крикнул фальцетом: - И позвольте спросить, откудова и куда изволите ехать?! - Генерал-поручик Суворов! Из Азова в Копыл по казенной надобности! Где квартира его превосходи тельства генерала Бринка? - А вон крайний домик, ваше превосходительство! Младший сержант стал во фрунт. Из кардергардии выскочил еще один караульный и подбежал к шлагбауму. — Бом, — крикнул младший сержант, — подвысь! Шлагбаум, скрипя, поднялся. Ямщик дернул вожжи, и возок вкатил в ворота штабного редута. Это произошло в крещенский сочельник 1778 года (5 января. И далее все даты по старому стилю).

kendimen: КУБАНСКИЙ КОРПУС Впервые Кубанский корпус был сформирован в 1711 году по приказу Петра I. Правда, слово «корпус» в документах появилось значительно позднее, а тогда войска, отправляемые на Кубань, называли деташеметом (отдельный отряд, выполняющий особое задание). Генерал П. М. Апраксин, губернатор астраханский и казанский, собрал у Азова 9500 человек регулярных войск, казаков и 20 000 калмыцкой конницы и сделал набег на среднее течение Кубани с целью сковать татаро-ногайскую конницу и не допустить ее участия в походе на Дунай. Апраксин задачу выполнил. Возвращаясь к Дону, разбил во встречном бою князя Чан-Арслана, который после набега на Саратовскую и Пензенскую губернии шел степями к Кубани. Вместе с победителями возвратились на родину и 2000 пленных русских людей. Вторично Петр I послал на пограничную линию «русское войско, в 5000 состоящее», когда получил известия, что «кубанские татары стали шевелиться». После смерти Петра I продолжалась борьба с Турцией и ее вассалами за выходы к южным морям. Поэтому и при его преемниках, когда начинались военные действия в Причерноморье, каждый раз в устье Дона формировался Кубанский корпус. В 1736 году русские войска в ответ на набег крымских татар на Дон и южные окраины России вошли через Перекоп в Крым, сожгли Бахчисарай и осадили Азов, который после неудачного Прутского похода находился под властью Турции. Одновременно на Кубань были посланы донские казаки, большое ополчение союзных калмыков во главе с их ханом Дондок-Омбо, которые за две недели разорили низовье Кубани и выжгли три городка — станицы некрасовских казаков. На следующий год летом татары, ногайцы и черкесы сделали набег на Дон и разорили пять городков. В ответ на жалобу казаков императрица Анна Иоановна разрешила им совместно с калмыками нанести ответный набег. В конце ноября союзники выступили в поход и разорили все правобережье Кубани. При этом приступом был взят главный город Кубани Копыл, точнее — Эски-Копыл (Старый Копыл), который был построен в 1608 году повелением крымского хана Казы-Гирея по прозвищу Бора, то есть буря. Город был резиденцией сераскира — главнокомандующего над кубанскими народами, который всегда назначался из рода крымских Гиреев. Война окончилась в 1739 году Белградским договором, по которому к России отошли земли в устье Днепра и город Азов Успехи России в борьбе за выход в южные моря вызывали усиление враждебной деятельности со стороны Австрии и Англии, которые начали подогревать у Турции реваншистские настроения, подталкивая ее к новой войне. В дополнение к уже построенному редуту Ахтар-Батар (г. Приморско-Ахтарск) и городу-крепости Ачу (г. Ачуев) Селим-Гирей начал в 1747 году строить на острове Мунтан город Новый Копыл (Ени-Копыл), укрепления которою были значительно сильнее, чем Эски-Копыла. Строили его под руководством турецкого инженера 4000 воинов Джамбулуцкой и Джетишкайской орд, которые сюда были направлены ханом из Бессарабии. Новая война началась летом 1768 года набегом крымских татар на Украину. Затем военные действия начались на Дунае, у Перекопа, в Закавказье. И на Кубани, куда был направлен Кубанский корпус. В 1770 году генерал-аншеф (полный генерал) П. А. Румянцев несколькими ударами отбросил турок за Дунай, а в Средизем-ном море был уничтожен полностью морской флот Турции. В том же году вновь сформированный Кубанский корпус под командованием генерала Медема подошел к Азову. А летом следующего года выделенные отряды с союзными калмыками сделали два набега на Кубань с целью не допустить отправки подкреплений в Крым. Не послушав пристава подполковника Кишенского, калмыцкий хан Убаша решил самовольно захватить Новый Копыл. Убаша ночью, скрытно провел свое войско и остановился, не доходя две версты до города, в камышах Казачьего ерика. Разведчики, высланные к Черной Протоке, доложили, что в городе все спокойно и гарнизон ведет себя беспечно. Перед рассветом 12 июля тысяча воинов, сняв одежду и вооружившись только холодным оружием, переплыла на лошадях реку и пошла на приступ. Однако валы оказались такими высокими, что без приступных лестниц на них взобраться было невозможно. Тогда воины подтащили к воротам найденный тут же большой камень и как тараном начали выбивать им ворота. Грохот всполошил спящий гарнизон, и с бастионов ударили пушки. Калмыки, подбирая раненых, бросились в реку и скрылись в камышах. В тот же день Убаша повел свое войско разорять остров Мунтан. Набеги союзников на Кубань сковали силы ногайцев Это позволило летом 1771 года русскому корпусу войти в Крым, занять приморские крепости и возвести на ханский трон Сагиб-Гирея, сторонника сближения с Россией. А его брат, двадцатипятилетний Шагин-Гирей, был избран калгой, то есть вторым лицом в ханстве. На Кубани же русскими войсками были взяты Ачуев и Темрюк. Позже направленный из Крыма десант без боя взял городок Таман. Но вскоре из-за вспыхнувшей эпидемии русские войска Кубань и Тамань оставили. Воспользовавшись тем, что часть Кубанского корпуса, которым командовал генерал-поручик Е. А. Щербинин, была направлена на подавление крестьянского восстания под руководством Пугачева, турки высадили на Тамани сильный десант и заняли все города. Весной же следующего года помогли своему ставленнику на ханский трон Девлет-Гирею собрать войско и выступить на Азов. Однако отряд Кубанского корпуса под командой подполковника Бухвостова во встречном бою разбил Девлет-Гирея, и тот так побежал под крыло турок, что промчался мимо Копыла, оставив его со всей артиллерией. Одновременно входящий в состав корпуса Московский легион и два полка казаков под командой полковника И. Ф. Бринка сделали набег за Кубань, к Лабе, куда перекочевали три протурецки настроенные орды. Легион этот, как и С.-Петербургский легион, был сформирован специально для войны с турками в 1769 году и состоял из четырех батальонов пехоты, шести эскадронов кавалерии и двенадцати пушек. В 1775 году легион был расформирован и пополнил полки Кубанского корпуса, командиром которого стал бригадир И. Ф. Бринк. После ряда сокрушительных поражений на Дунае Турция попросила мира, который и был подписан в 1774 году в Болгарии, в деревушке Кючук-Кайнар-джи. Турция отказывалась от ряда крепостей, признавала независимость Крыма и Кубани и предоставляла русским судам право свободного выхода в Средиземное море. В 1775 году татарские феодалы свергли хана Сагиб-Гирея, вместо которого был поставлен Девлет-Гирей, ярый приверженец Турции. Генерал-аншеф граф Румянцев попросил срочно приехать к нему брата свергнутого хана - калгу Шагин-Гирея, который скрывался в Абазе, как тогда называлось левобережье Кубани в ее низовьях. Шагин-Гирей уже бывал в России. В 1771 году он посетил во главе делегации Санкт-Петербург и там обратил на себя внимание не только как прямой потомок Чингисхана, но и как сторонник сближения с Россией. За годы, проведенные в столице, он изучил языки, экономику, писал стихи. Царица наградила его несколькими орденами и дала чин капитана Преображенского гвардейского полка, ибо рассмотрела в молодом феодале наиболее подходящую кандидатуру для занятия ханского престола, к чему он и сам сильно стремился. В сопровождении эскадрона Ахтырского гусарского полка Шагин-Гирей прибыл к устью Ей и в короткий срок сумел подчинить себе часть ногайских орд, несмотря на серьезное сопротивление турок и их сторонников из среды татар и ногайцев, которых возглавлял Тохтамыш-Гирей. Весной 1776 года Турция усилила подготовку к новой войне. Стало известно, что в Крым прибыли французские военные инженеры для укрепления крепостей. А с Тамани разведка донесла, что там собирается большое ополчение из татар, ногайцев и горцев для нападения на Азов. Командир Кубанского корпуса бригадир И. Ф. Бринк получил указание выдать Шагин-Гирею оружие и боеприпасы, чтобы тот мог вооружить своих сторонников. Получил Бринк и указание оказать всяческую помощь Шагин-Гирею в вытеснении турок с Кубани и Тамани и принудить все ногайские орды признать Шагин-Гирея своим ханом. Операция эта увенчалась успехом. В начале 1777 года Кубань и Тамань были очищены. В это же время в Крым вошел русский корпус под командованием генерал-поручика А. А. Прозоровского, заместителем которого был генерал-поручик А. В. Суворов. Сагиб-Гирей бежал в Турцию, а приехавшего в Крым Шагин-Гирея крымские феодалы избрали своим ханом. Осенью 1777 года обстановка в Крылу осложнилась. Шагин-Гирей восстановил против себя своих подданных введением европеизации. Слишком поспешные нововведения вызвали недовольство не только феодалов и духовенства, но и простого народа. Этим сразу же воспользовалось турецкое правительство. Агенты султана, который считался духовным главой всех мусульман, активизировали подрывную деятельность среди татар и ногайцев. Почти одновременно в нескольких местах начались волнения, которые и перекинулись на Кубань. На рассвете 2 декабря 1777 года протурецки настроенный закубанский князь напал даже на Копыл, столицу Кубани, и пытался уничтожить паром, но казачий караул нападение отбил. Жители городка при первых же выстрелах укрылись в крепости и приготовились к обороне. Пошедший на рысях резерв из поста Одоевского смел пушечной картечью абреков с берега Черной Протоки, а затем, переправившись, атаковал противника в конном строю. Абреки, бросая награбленное, бежали в камыши Старой Кубани. ...Полководец, даже самый заслуженный, не всегда может быть политиком. Генерал И. Ф. Бринк сумел вытеснить турок с правобережья Кубани и с Тамани, но не сумел возвратить некрасовцев и убедить ногайские племена, какую выгоду им несут дружеские отношения с Россией. Он в данной обстановке оказался явно не на высоте: закубанские абреки продолжали делать набеги, татары выказывали недовольство. Все это вызывало у командования озабоченность. 28 декабря генерал-фельдмаршал Румянцев приказал командиру Крымского корпуса генерал-поручику А. А. Прозоровскому: «Укажите генерал-майору Бринку... сообразно дел положению, свои позиции взять так, чтобы удобно ему было и границы свои прикрывать, и разные орды и народы держать в страхе, и не бесплодно озираться на так великом пространстве на кочующие разные орды и народы, и которые непрестанно сей отряд с разных сторон тревожа изнурить могут до крайности». Незадолго перед этим вице-президент Военной коллегии генерал-аншеф Г. А. Потемкин, получав сведения от Румянцева о положении на Кубани, вспомнил, что Суворов еще в июне просил дать ему в самостоятельное командование какой-либо корпус. Он и посоветовал Румянцеву назначить того вместо Бринка.



полная версия страницы